Неточные совпадения
Теории Маркса, Ницше, Фрейда, Гейдеггера, современный роман, ужасы войны и революции, вспышки
древней жестокости и господство новой лживости — все сокрушает возвышенные
учения о человеке.
Все христианское
учение было уже подготовлено греческой и восточной мудростью, даже таинства христианские имеют свой прообраз в таинствах
древних религий.
Представил бы его, ищущего знания в
древних рукописях своего училища и гоняющегося за видом
учения везде, где казалося быть его хранилище.
Тут Вибель взял со стола тетрадку, так же тщательно и красиво переписанную, как и ритуал, и начал ее читать: — «Из числа учреждений и союзов, с коими масоны приводятся в связь, суть следующие: а) мистерии египтян, b)
древние греческие элевзинские таинства, с) пифагорейский союз, d) иудейские секты терапевтов и ессеев, е) строительные корпорации римлян; но не думаю, чтобы это было справедливо; разгром, произведенный великим переселением народов, был столь силен и так долго тянулся, что невозможно даже вообразить, чтобы в продолжение этого страшного времени могла произойти передача каких-либо тайных
учений и обрядов.
И пусть не говорят, что православные учителя полагают сущность
учения в чем-либо другом, а что это только
древние формы, которые не считается нужным разрушать.
Рабочий нашего времени, если бы даже работа его и была много легче работы
древнего раба, если бы он даже добился восьмичасового дня и платы трех долларов за день, не перестанет страдать, потому что, работая вещи, которыми он не будет пользоваться, работая не для себя по своей охоте, а по нужде, для прихоти вообще роскошествующих и праздных людей и, в частности, для наживы одного богача, владетеля фабрики или завода, он знает, что всё это происходит в мире, в котором признается не только научное положение о том, что только работа есть богатство, что пользование чужими трудами есть несправедливость, незаконность, казнимая законами, но в мире, в котором исповедуется
учение Христа, по которому мы все братья и достоинство и заслуга человека только в служении ближнему, а не в пользовании им.
Таким образом, например, философия Сократа и комедии Аристофана в отношении к религиозному
учению греков служат выражением одной и той же общей идеи — разрушения
древних верований; но вовсе нет надобности думать, что Аристофан задавал себе именно эту цель для своих комедий: она достигается у него просто картиною греческих нравов того времени.
Петровна уж была-таки
древняя старуха, да и удушье ее все мучило, а Петька с Егоркой были молодые ребятки и находились в
ученье, один по башмачному мастерству, а другой в столярах.
Сначала
ученье шло, казалось, хорошо; но года через два старики стали догадываться, что такие учителя недостаточны для окончательного воспитания, да и соседи корили, что стыдно, при их состоянии, не доставить детям столичного образования. Болдухины думали, думали и решились для окончательного воспитания старших детей переехать на год в Москву, где и прежде бывали не один раз, только на короткое время. Впрочем, была и другая побудительная причина к отъезду в
древнюю столицу.
Надо пользоваться
учением о законе жизни прежних
древних мудрых и святых людей, но мы сами должны своим разумом проверить то, чему они учат нас: принять то, что согласно с разумом, и откинуть то, что не согласно с ним.
Очень удивительно то, что большинство людей тверже всего верят самым старинным
учениям о вере, таким, какие уже не подходят к нашему времени, а откидывают и считают ненужными и вредными все новые
учения. Такие люди забывают то, что если бог открывал истину
древним людям, то он всё тот же и точно так же мог открыть ее и недавно жившим и теперь живущим людям.
Это маскируется благодаря бесспорной личной религиозности и религиозному темпераменту Шлейермахера, который сам, несомненно, религиознее своей философии, представляющей собой (подобно якобиевскому
учению о вере) просто pis aller [Вынужденная замена того, что является недоступным; неизбежное зло (фр.).], попытку спасти
древнее благочестие от натиска рационализма и критицизма.
В
древней философии аналогию бемизму представляет, кроме системы Плотина, гилозоистический монизм стоиков, а в более раннюю эпоху
учения Фалеса, Анаксимандра, вообще ионийской школы.
Эту мировую душу постигала и отчетливо выразила свое постижение
древняя философия в лице Платона и Плотина, это же
учение вошло в качестве необходимого элемента и в христианскую философию [В творениях отцов церкви
учение о мировой душе обычно сливается с
учением о человеке и церкви, с христологией, антропологией и экклезиологней.
Ученье хлыстов — смесь разных
учений, и
древних и новых, противных
учению и преданиям истинной веры.
Подобно
древним персам и дреговичскому
учению, они признают два искони существующие безначальные и конца не имеющие существа, доброе и злое, ведущие между собой нескончаемую борьбу.
Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело — только «мясная одежда» души. Божественная душа слишком благородна для этого мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную. Для Пифагора душа сброшена на землю с божественной высоты и в наказание заключена в темницу тела. Возникает
учение о переселении душ, для
древнего эллина чуждое и дико-непонятное. Земная жизнь воспринимается как «луг бедствий».
Не говоря уже об учителях церкви
древнего мира: Татиане, Клименте, Оригене, Тертуллиане, Киприане, Лактанции и других, противоречие это сознавалось и в средние века, в новое же время выяснялось всё больше и больше и выражалось и в огромном количестве сект, отрицающих противное христианству государственное устройство с необходимым условием существования его — насилием, и в самых разнообразных гуманитарных
учениях, даже не признающих себя христианскими, которые все, так же, как и особенно распространившиеся в последнее время
учения социалистические, коммунистические, анархические, суть не что иное, как только односторонние проявления отрицающего насилие христианского сознания в его истинном значении.
Во всех прежних ссылках Христа на закон приводится только одно постановление
древнего закона, как: не убей, не прелюбодействуй, держи клятвы, зуб за зуб…, и по случаю этого одного приводимого постановления излагается соответствующее ему
учение.
Одни рабочие, огромное большинство их, держатся по привычке прежнего церковного лжехристианского
учения, не веря уже в него, а веря только в
древнее «око за око» и основанное на нем государственное устройство; другая же часть, каковы все тронутые цивилизацией рабочие (особенно в Европе), хотя и отрицают всякую религию, бессознательно в глубине души верят, верят в
древний закон «око за око» и, следуя этому закону, когда не могут иначе, ненавидя существующее устройство, подчиняются; когда же могут иначе, то самыми разнообразными насильническими средствами стараются уничтожить насилие.
Орден наш подражает
древним обществам, которые открывали свое
учение иероглифами.